Уже когда они спускались к пристани, Питер шепнул Виллему: "Раз у шаха новая жена — ему обязательно захочется ее побаловать".
— И мы, — так же тихо ответил Виллем, — ему в этом поможем, не сомневайся.
Флаг Британской Ост-Индской компании и зеленое, с львом и солнцем, знамя Великих Моголов заполоскались под свежим ветром. Баржи медленно пошли вверх по реке.
Дели
Свежий, чистый поток журчал в мраморном ложе, наполняя большой, выложенный бирюзой бассейн. По золоченому потолку вились буквы, складываясь в слова: "Если и есть рай на свете, то он здесь, он здесь".
Женщина опустила белые, как молоко, ступни в серебряный таз с благоуханной водой. Почувствовав прикосновение умелых рук служанки, закрыв глаза, она откинулась на шелковые подушки.
— Простите, Мариам-бегум, — раздался шелестящий голос евнуха, — я привел господина Мунира пожелать вам спокойной ночи.
Мальчик, — невысокий, изящный, в расшитом парчовом халатике, вывернулся из рук евнуха и бойко заковылял к ложу.
— Мамочка, — он потерся каштановой головой о ее руку. На смуглом, нежном личике блестели чуть раскосые, голубые глаза. Женщина поцеловала его в обе щеки: "Пусть Аллах хранит твои сны, моя радость".
— Кушать, — Мунир выпятил губку и протянул пальчики к едва прикрытой тонким шелком, высокой груди.
— Ты ведь уже большой мальчик, — мать погладила мягкие кудри. "Скоро сядешь на коня, тебе надо есть мясо. А тут, — она вздохнула и поставила его на пол, — уже ничего нет".
— Пойдемте, господин, — склонился к нему евнух, — я вам расскажу сказку.
— О джиннах! — потребовал Мунир, и помахал матери рукой, выходя из зала. Марья незаметно перекрестила его и одними губами сказала: "Мишенька".
— Окрестить бы его, — подумала женщина, распуская белокурые, длинные волосы, слушая шуршание гребня служанки. "Да негде. В Бухаре ни одной церкви не было. Тут, я спрашивала, есть христиане, но ведь они у моря живут, на юге".
Марья положила руку на крест и золотой медальон, что висели у нее на шее. Она вспомнила жесткий голос бухарского купца: "Тебе надо его отлучить. Ты же понимаешь, что любой мужчина будет хотеть от тебя детей — ты здоровая, красивая женщина, у тебя есть уже сильный сын. Пока тебя везут в Дели — отлучи".
— Но в дороге, — попыталась сказать Марья, — так удобнее. И Мунир еще маленький, ему только весной будет два годика.
— Скажи спасибо, — буркнул купец, — что я вас продаю вместе. И помни, какой я тебя купил — нищенкой на сносях. Я тебя кормил весь этот год, и даже больше. Сейчас я хочу получить прибыль. Все, иди, караван отправляется на следующей неделе.
— Мариам-бегум, позвольте, — служанка осторожно сняла с нее шелковый халат и стала втирать в белую кожу благоуханное масло.
— Он о тебе позаботится, — Марья вспомнила ласковый голос Салавата и ощутила, как на глаза наворачиваются слезы. "Позаботится, — горько, про себя повторила она. "Он мне приставил кинжал к горлу на следующий же день. Я его на коленях молила, говорила, что это грех, что я ношу дитя. Он только рассмеялся, — мол, я, как была шлюхой, так и осталась. Изнасиловал, а потом забрал все золото и продал меня первому же бухарскому каравану. Только икону и медальон не увез".
— Ты любовь моего сердца и моей жизни, да хранит тебя Аллах, Мариам, — зашевелились губы женщины. Служанка, что массировала нежную, будто светящуюся спину, озабоченно спросила: "Что-то не так, Мариам-бегум?"
— Нет, нет, — она вздохнула и заставила себя не плакать, — все хорошо.
— У тебя есть сын, — напомнила себе Марья. И еще будут дети, наверное, — розовые губы горько усмехнулись. "От этого. Так и доживу здесь жизнь, раздвигая ноги, рожая. Состарюсь и умру. Мишеньке только расскажу об отце его, как вырастет. Вот и все, и больше мне жить не для чего".
За стеной зенаны, где-то во дворе, нежно, протяжно зазвучал ситар, закричали павлины. Марья увидела в распахнутые, резные окна женской половины дворца, как восходит над Лал-Килой низкая, полная луна.
Служанка ушла, поклонившись. Она вытянулась на ложе, обнаженная, чувствуя всем телом прохладу шелка.
Шах Алам стоял в дверях, разглядывая женщину в свете свечей, что горели в мраморных фонарях вдоль стен.
Он огладил темную бороду: "Очень, очень удачная покупка. Пусть рожает, от нее будут хорошие сыновья, сильные".
Мужчина шагнул в комнату. Усмехнувшись, он увидел, как она становится на колени, опустив белокурую голову. "Надеюсь, тебе понравилась эта комната, — он обвел рукой выложенные узорами стены, — и та, что я велел отвести твоему сыну".
— Спасибо вам, мой господин, я очень счастлива, — услышал он нежный голос. Шах почувствовал, как ее руки развязывают пояс халата: "И арабский язык успела выучить в своей Бухаре. Вряд ли у персидского шаха есть европейские женщины. У султана, в Стамбуле, — наверняка, конечно. И у меня теперь есть".
Ощутив прикосновение ее губ, шах закрыл глаза. Потом он уложил женщину на подушки, и, полюбовался белой, как снег, кожей, мерцающей в свете свечей: "Глаза — как горные озера, что я видел в Кашмире, как сапфиры. И молчит, все время молчит. Говорит, только когда к ней обращаешься. Хорошо ее вышколили, ничего не скажешь. Ненавижу болтливых женщин".
Марья почувствовала тяжесть его тела. Отвернув голову, застонав, она услышала тихий голос у своего уха: "Можешь не стесняться. Все знают, что я с тобой сейчас делаю, во дворце нет секретов".
— Делай так, как ему нравится, — сказала себе женщина, и ее губы шевельнулись. "Федя, — сказала она неслышно, комкая пальцами шелк. "Федя, господи, любимый мой". Шах Алам услышал ее крик и удовлетворенно, победно улыбнулся.
Потом, перевернув ее на четвереньки, он провел рукой по стройной спине: "На днях приезжают английские купцы с побережья, я тебе выберу какой-нибудь подарок".
— Вы очень щедры, — шепнула она, раздвигая ноги, пряча белокурую голову в подушках.
— Не более, чем ты заслуживаешь, — мужчина рассмеялся: "Ты правильно встала. Видела когда-нибудь, как тигр догоняет свою жертву?"
— Нет, мой господин, — неслышно ответила она. "Я тебя возьму на охоту, — улыбнулся шах, наклоняясь, царапая жесткой бородой нежные плечи. "Он делает вот так, — Марья вздрогнула от укуса: "А теперь не двигайся. Я хочу, чтобы ты родила мне тигра, Мариам".
Она сжала руку в кулак. Застонав, Марья увидела перед собой темные глаза Салавата. "Прощай, — он поднял руку, и, развернув коня, пропал среди серых камней ущелья.
— Даже плачет, — смешливо подумал шах, пригибая к ложу белокурую голову женщины. "Нет, нет, она стоит тех денег, что я за нее отдал".